В собственном доме известного архитектора прошлого важнее всего его номер. У Мельникова и Соана — всегда только № 1, у Шехтеля их было три. С номерами домов живущих архитекторов определиться сложнее: будет ли это один шаг в веренице (пусть вынужденно короткой) или это единственное и окончательное высказывание про самого себя? Неясно это и в данном случае. Поэтому пока лучше смотреть на собственный дом Михаила Филиппова в подмосковном дачном поселке Кратово не как на манифест (хотя он им, безусловно, является), но как на исключительный объект по данной заказчиком своему архитектору свободе. Свобода выражается, как ни странно, в вынужденности решения: и дом, и службы- все по-настоящему нужное задвинуто на задворки, припрятано, живет своей жизнью, вполне независимой. Главным является художественный образ, ради свободы которого все службы, кабинеты и спальни попрятались кто куда за правильный круг колоннады с характерными, узнаваемыми, «филипповскими» колоннами тосканского ордера, которые ко входу (ничем кроме этого не проявленному) становятся более прихотливыми, рустованными. И колонны, и положенные на них крутые кровли с деревянным покрытием, и отрезки колоннады, далекие от дома, не имеющие перекрытий и превращенные в трельяжи, — все это подчинено одной, главной несвободе: желанию оконтурить пространство понятной формой, но сделать ее сразу обжитой, тронутой, трогающей, интимной. Это желание своей частной (и счастливой, конечно) жизни как будто спорит с тосканскими «котурнами» и площадным масштабом заросшего двора. Но таков, вероятно, градус самооценки, таково смешение частного и представительского в этом отдельном комплексе, что зритель охотно принимает перемешивание жанров: и утилитарность жилья, и скороговорку колонн, и внезапно прочитываемую градостроительную силу основного формального решения.
